НАЦИОНАЛЬНЫЙ РЕРИХОВСКИЙ КОМИТЕТ... выводы или заключения писателя-философа могут быть совершенно противоположны излагаемым нами взглядам и учениям; все же его предпосылки и утверждения фактов могут быть совершенно правильны, и другие люди могут извлечь пользу из противоположной философии, даже если мы сами отвергаем ее, веря, что у нас есть нечто более высокое и гораздо более близкое к истине.
<...> в то время как каждый факт вне его восприятия может, как мы видели, быть, в лучшем случае, лишь относительной истиной, луч абсолютной истины может отразиться только в чистом зеркале ее собственного пламени – нашего высшего ДУХОВНОГО СОЗНАНИЯ. А как может тьма (иллюзии) постичь СВЕТ, сияющий в ней?
Е.П. Блаватская. Что есть Истина?
В программных статьях, которые должны были задать тон и планку работе организованного теософского движения, Е.П. Блаватская несколько отходит от своей непосредственной главной жизненной задачи раскрытия тайн сверхчеловеческой мудрости, в чем ей помогали великие духовные наставники, и проявляет себя как самостоятельный наставник на путях постижения истины. Так, в статье «Что есть Истина?» она пишет:
«САМОСТЬ, первенец Невежества и плод учения, согласно которому для каждого новорожденного ребенка «создается» новая душа, отдельная и отличная от Вселенской души, – эта Самость есть непреодолимая стена между личным Я и Истиной. Это плодовитая мать всех человеческих пороков. <...>
Ученый в наше время так же готов скрывать противоречащие современным научным гипотезам свидетельства, как миссионер в языческой стране или проповедник у себя дома готов убеждать своих прихожан, что современная геология – это ложь, а эволюция – лишь тщета и суета духа. <...>
Теософия есть божественное знание, а знание есть истина: каждый истинный факт, каждое искреннее слово являются таким образом частью и частицей Теософии. Тот, кто искусен в божественной алхимии или хоть немного благословлен даром восприятия истины, найдет и извлечет ее из ошибочного, так же как и из правильного утверждения. Сколь мала бы ни была частичка золота, потерянная в горе мусора, все же это благородный металл, и он стоит того, чтобы откопать его даже ценой лишних хлопот. Как было сказано, часто так же полезно знать, чем предмет не является, как и то, чем он является»[1].
Проследим, как изложенные Блаватской принципы она применяла в жизни на примере ее статьи «Распятие человека»:
«Ныне догматически воспринимаемые слова, столь драматические в силу того, что произнесены они были в роковой час, имеют, вопреки устоявшемуся мнению, более позднее происхождение. 46-й стих XXVII главы «Евангелия от Матфея» в его нынешней редакции представляет собой искажение, допущенное не слишком щепетильными редакторами его греческого текста. Или, Или, Лама Савахфани никогда не означало «Бог мой, Бог мой, зачем ты меня оставил?», ибо в действительности эта фраза означает совершенно обратное. Эти сакраментальные слова звучали во время финального посвящения в древнем Египте (и не только там) – в ходе Мистерии убиения Хреста в смертном теле с его животными страстями и воскресения Духовного Человека как просветленного Христа в очищенной оболочке («второе рождение» Павла, «дважды рожденные» или посвященные брахманы и т.д. и т.п.). Эти слова предназначались «Высшей Сущности» Посвященного, живущему в нем Божественному Духу (как бы мы его ни назвали – Христом, Буддой, Кришной или каким-нибудь другим именем), в тот момент, когда лучи утреннего Солнца озаряли погруженное в транс тело претендента, что рассматривалось как возвращение его к жизни, или новое рождение. Таким образом, они были адресованы внутреннему Духовному Солнцу, а не Солнцу внешнему; и означают они, если не искажать их смысл в догматических целях, следующее: Бог мой, Бог мой, как Ты меня прославляешь!
В процитированной выше работе[2] этот факт убедительно доказан. Вот что говорит ее автор:
<...> Разумеется, наши версии основаны на оригинальных греческих рукописях (причина отсутствия оригинальных еврейских рукописей, освещающих эти события, кроется в том, что неточность перевода сразу же проявилась бы при сравнении фразы с ее первоисточником в Ветхом Завете). Во всех без исключения греческих рукописях эти слова звучат так: 'Ηλι 'Ηλι λαμα σαβαχθανι.
Это еврейские слова, записанные греческими буквами; и на иврите они записывались бы следующим образом: אלי אלי למה שׁבחתני׃. Писание говорит об этих словах следующее: «то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» – преподнося это пояснение как точный перевод. И коль скоро эта трактовка освящена авторитетом Писания, никому даже в голову не приходит усомниться в ее истинности, хотя на самом деле она неверна и подлинный их перевод диаметрально противоположен каноническому и выглядит следующим образом: «Боже мой, Боже мой, как ты меня прославляешь!»
Более того, если слово «лама» действительно означает «почему» или «как», то как глагольная форма переводится как «изумлять, ослеплять», а как наречие может означать «как ослепительно» и т.п. Настойчивому и внимательному читателю эта фраза преподносится как исполнение более древнего пророческого высказывания, на что указывает и сноска на полях Библии, связывающая ее с первым стихом двадцать второго Псалма [в каноническом переводе это второй стих двадцать первого Псалма], который гласит:
«Боже мой! Боже мой! для чего Ты оставил меня?»
Его еврейский текст выглядит так: אלי אלי למה עזבתני׃, что, безусловно, напоминает евангельскую фразу, только одно слово в данном случае заменено на другое. Вот как она читается: «Eli, Eli, lamah azabvthani?»
И следовательно ни один, даже самый изворотливый ученый ум не в состоянии спасти евангельский фрагмент от обвинений в некорректности, что наносит весьма ощутимый удар предполагаемой святости всего изложения»[3].
Хотя Блаватская предваряет данное редакторское примечание фразой «И разве сам Иисус – Христос, божественный Человек, воплощенный Дух и прообраз грядущей фазы человеческой эволюции – не возопил в предсмертной муке: «Отче, для чего ты меня оставил?»», в еще одной статье, которая была посмертно опубликована как отдел XVIII третьего, не ею самою составленного тома «Тайной доктрины» и имела название «Факты, лежащие в основании биографий адептов», она снова развивает мысль, внушенную Скиннером:
«В течение десяти или более лет заседали ревизионные корректоры (?) Библии, весьма внушительное сборище учёных страны, величайших знатоков еврейского и греческого языков в Англии, задавшиеся целью исправить неправильности и грубые ошибки, погрешности в пропусках и в добавлениях их менее учёных предшественников, переводчиков Библии. Неужели нам скажут, что никто из них не заметил бросающейся в глаза разницы между еврейскими словами азавтани в Псалтыре XXII и шевахтани у Матфея, что они не сознавали эту умышленную фальсификацию?
Ибо это была именно «фальсификация». И если нас спросят о причине, почему ранние церковные отцы к ней прибегли, то ответ ясен: потому что эти сакраментальные слова в правильном переводе принадлежали обрядам языческих храмов»[4].
Надо отметить, что Блаватская была весьма высокого мнения об оккультных знаниях масона и знатока каббалы Дж.Р. Скиннера и часто его цитировала в своей «Тайной доктрине»[5]. Однако их переписка (в т.ч. большое 36-страничное письмо) начала публиковаться только в последние десять лет. Из нее можно узнать также, что она отмечала и его недостатки, например: «Он слишком увлечен евреями и приносит историю фактов в жертву своим предубеждениям в пользу иврита, который не является [столь – прим. Е.Т.] древним языком, если только не принимать в расчет библейскую хронологию»[6].
Вышеприведенное стоит иметь в виду, когда читаешь заключительный пассаж статьи «Распятие человека»: «Оккультист, однако же, всегда должен помнить слова Аммиана о том, что если «Истину можно осквернить ложью», то ее может «в равной степени осквернить и молчание»».
Что касается увлечения Скиннера каббалой, в круг применяемых им методов вполне вероятно входила темура – замена одних букв еврейского алфавита другими с целью постижения скрытого смысла – и гематрия – определенное уравнивание смыслов разных слов с одинаковой суммой числовых эквивалентов букв. Но и они, похоже, не объясняют, почему во всех формах содержащий букву ס (самех) глагол לסמא [lesama], означающий «изумлять, ослеплять», превращается у него в lamah – למה или хотя бы в созвучное למא. Во всяком случае, ряд основных словарей не показывают указанных Скиннером возможностей.
Пытаясь вкратце обрисовать герменевтический круг евангельской фразы, взятой для иллюстрации творческого метода Блаватской, можно начать с перечисления того, как в некоторых основных, наиболее древних рукописных кодексах осуществляется передача текста Нового Завета:
|
|
Марк |
Матфей |
|
|
έλωί έλωί λαμά σαβαχθάνι (Eloi, Eloi, lama sabachthani; Элои, Элои! ламма савахфани?) |
ήλί ήλί λαμά σαβαχθάνι (Eli, Eli, lama sabachthani; Или, Или! лама савахфани?) |
|
B |
ελωι ελωι λαμα ζαβαφθανει |
ελωει ελωει λεμα σαβακτανεί |
|
S |
ελωι ελωι λεμα σαβακτανεί |
ελωί ελωι λεμα σαβαχθανει |
|
A |
ελωι ελωι λεμα σαβακτανεί |
ηλι ηλι λιμα σαβσχθανει |
|
D |
ηλει ηλει λαμα ζαφθανει |
ηλει ηλει λαμα ζαφθανει |
|
θ |
ηλει ηλει λαμα σαβαχθανι |
ηλει ηλει λαμα σαβαχθανει |
|
W |
|
ηλι ηλι μα σαβαχθανει |
Сразу бросается в глаза, что в Вашингтонском кодексе W имеется μα (מה/מָא), которое как раз имеет значение восклицательной частицы «как», так соответствующей писанию Скиннера, в отличие от λαμα (למה) – «почему». Но тогда можно и отметить Борилианский кодекс Fp, имеющий, например, невразумительное σαβαχθαχθανι, повторяющее лишний раз χθα, а также иные своеобразные варианты написания. По-видимому, не стоит удивляться такому разнобою, он не представляет исключительного явления и вызван, вполне вероятно, ошибками переписки. Вариации «слов на Кресте в Мф 27:46 показательны: ηλει αηλι (ἀἡλί) ελω(ε)ι(μ), λεμα λημα λ(ε)ιμα λaμa, σαβαχθαν(ε)ι σαβακτανει ζαφθανει (σαφθ-); в Мк. 15:34 ελω(ε)ι ελωη ηλ(ε)ι, λεμα λαμ(μ)α λ(ε)ιμα, σαβαχθ- σαβακτ σιβακθανει ζα(βα)φθανει»[7].
В целом, греческая транслитерация семитских слов и имен довольно непоследовательна и произвольна. В частности, в ней, например, свободно чередуются семитские -k- и -q-, а -k- (относящееся к группе согласных с двояким произношением: смычным и щелевым, если после гласного) транслитерируется то как смычный, то как щелевой; так же обстоит и c остальными пятью согласными группы БеГаТКеФаТ. Соответственно, трудно исключить путаницу -k- и -q- в древнееврейско-греческой транслитерации. Касательно фонетических несоответствий такой транслитерации можно также вспомнить, как переданы в русском синодальном переводе библейские имена (через греческое посредство) – например: Ишбошет – Иевосфей, Мефивошет – Мемвосфей, Метушелах и Метушаэль – одним вариантом Мафусаил, Михаль – Мелхола, Аталья – Гофолия, и многие другие. Собственно, многочисленные варианты написания изучаемого библеизма тоже свидетельствуют в пользу не слишком большой последовательности в транслитерации.
Считается, что использование арамейского שְׁבַק [sh'vaq], а не ивритского עֲזַבְ [azáv] из такого же восклицания царя Давида в Пс 21:2, как раз одно из сильных свидетельств того, что для Иисуса родным был арамейский язык, хотя он, безусловно, мог понимать и древнееврейский язык Торы, и более современный ему мишнаитский иврит. Почему же именно эту фразу надо было привести не только в греческом переводе, но и в семитском звучании? «Во многих культурах сакраментальные слова должны произноситься на небытовом языке, обладающем коннотациями «священности». Верно ли, что для евангелиста Марка и его читателей разговорный арамейский был уже не вульгарным языком (по контрасту с древнееврейским), а – напротив того – атрибутом Иисуса как чудотворца?»[8].
Вообще, словарь Ястрова для Таргумов, Талмудов и Мидраша приводит такие значения שְׁבַק [sh'vaq]: «1) уйти, отпустить; оставить, покинуть; оставить позади; завещать. <…> 2) простить. <…> 3) отпустить, отослать, развестись».
Словарь собственно арамейского лексикона CAL (“The Comprehensive Aramaic Lexicon”) дает и некоторые другие значения[9].
Выбор конкретного значения определяется контекстом фразы, который практически для всех, придерживающихся преобладающей в науке и обществе трактовки, стал, по сути, если ни самым главным, то вполне существенным доводом[10], что и является камнем преткновения в попытках рассмотреть иные трактовки. При этом зачастую упускается из вида, даже сторонними для христианской традиции исследователями, что нет общепризнанного принятия историчности происходившего в Новом Завете, а значит и контекст не является в полном смысле общепринятым.
Касательно исключительно арамейского происхождения усматриваемого большинством שְׁבַק [sh'vaq] (оставить) можно отметить следующее. «Корень שבק определенно встречается в мишнаитском иврите. [М. Ястров, цит. соч., с. 1516. Ястров, однако, цитирует только один пример, и это слово не указано как иврит в G. Dalman, Aramäisch-Neuhebräisches Handwörterbuch (Göttingen, 1938), p. 414]. <...> [Глагол עזב также известен на арамейском языке; Ястров, цит. соч., с. 1061. Однако в арамейском варианте слово на иврите не всегда переводится в однокоренное ему арамейское. Так, глагол שבק используется в Таргуме Псалма XXII.2 [здесь и далее в переводимых на русский цитатах надо понимать, что в синодальной версии это Пс. 21:2 – прим. Е.Т.] в P. De Lagarde, Hagiographa Chaldaice (Leipzig, 1873), p. 11»[11].
Это же согласуется и с большим этимологическим словарем иврита Кляйна:
«עזב покинуть, оставить[12] <…>
שבק оставить, оставить в покое, покинуть[13]».
Также этот словарь указывает на то, что глагол שבק [sh'vaq] имеет в иврите возможное аккадское происхождение, что роднит его с такой же трехбуквенной основой в арамейском.
Если далее обратить внимание на греческие транскрипции из приведенных рукописных кодексов, то можно отметить, что в «кодексе Безы (D), как и в некоторых древнелатинских рукописях, можно прочесть [греческий перевод – прим. Е.Т.] ὠνείδισάς (= «осудил»)… <…> ζαφθανει <…> можно рассматривать как слегка искаженную транслитерацию עזבתני·`azaḇtānī (иврит) из Псалма 22:1»[14].
Что касается «λαμα, которое кажется соответствующим Mк, это не обязательно иврит, в отличие от λεμα, которое безусловно арамейское, поскольку α может обозначать нечеткую гласную <…> שׁבק может быть арамейским либо мишнаитским ивритом <…> По всей видимости, форма Mк – это έλωί, а форма Mф – это ήλί. Оба могут быть арамейскими. <…> Mк, по-видимому, представляет самую старую форму. <…> Мк либо не понимал, подобно нам, этой разницы, либо не пытался ее объяснить: ни в какой гипотезе ελωι нельзя спутать с именем Илии: אֵלִיָּהוּ (ив. и ар.) или даже сокращенным אֵלִיָּה. Вот почему cчитается, что Мф восстанавливает оригинал, произнесенный Иисусом»[15].
А. Гийом утверждает, что, основываясь на своем исследовании Исайи в свитках Мертвого моря, иврит во II веке до н.э. возможно, время от времени использовал архаичный семитский суффикс первого лица -iya. Следовательно, Иисус мог воскликнуть «Илия», как могли неправильно понять зрители, полагая, что он взывает к Илии[16].
Что касается возможности сочетать в одной фразе несколько языков, то в Палестине тогда существовала диглоссия (иврита и арамейского) и билингвальность (в т.ч. в сочетании арамейскогой и греческого), и люди могли говорить, чередуя арамейский и древнееврейский, поэтому составные фразы вполне обычны.
В Мф 27:47 путаница с обращением к Господу и Илией передана так «Некоторые из стоявших там, слыша это, говорили: Илию зовет Он». «Это показывает, что зрители [казни] не знали ни иврита, ни арамейского языка. Не зря надпись над головой Иисуса была написана на трех языках. Большинство евреев того времени (со всего света – они приехали в Иерусалим на паломничество) не могли читать Священные Писания на иврите, и поэтому неудивительно, что они не узнали эту устную форму еврейского обращения Бога»[17].
Возвращаясь к главному спорному слову – σαβαχθανει, – можно отметить, что есть трактовки и с вариантами ивритского, а не арамейского прочтения греческой транскрипции, в т.ч. не получившая никакой популярности трактовка с начинающимся на самех, а не шин корнем סבך [svch], соответствующим глаголу «запутаться», как про овна, запутавшийся в чаще рогами своими в Быт. 22:13[18].
Есть и совпадающая с представлением Скиннера трактовка ученого раввина из Университета Кента[19]. Также оказывается, помимо парарелигиозных изысканий Скиннера, который, как и немало ученых после него (но практически никто теперь) всерьез не рассматривал арамейский как язык записанных речений Иисуса, был еще один вполне религиозный источник 19-го века. В некоторых писаниях в русле новейшей квазимировой религии, утверждающей синкретизм и единство духовных учений, – бахаизма – тоже были рассуждения на тему прославления Иисуса на Кресте.
«Абдул-Баха превращает «крик отчаяния» в молитву Иисуса к Богу. Первая строка этой молитвы указывает на то, что Иисус не думал, что Бог оставил его в его последний час, а что Бог оставил его народу <…>, который отверг и распял его»[20].
Бахаистских экзегетов, как и ранее многие поколения их христианских коллег, смущал пассаж о предсмертной фразе Христа, выдававшей в нем исстрадавшегося человека. И английский последователь бахаи Р. Бэквелл тоже пришел к выводу, что за греческой транскрипцией скрывается глагол «прославлять»[21]. Естественно, описание сущности прославления было сделано иным языком.
С. Ламбден предположил, что источник такой догадки – знакомство иранца Бахауллы, основателя бахаизма, с арабскими и персидскими переводами Евангелий и, соответственно, с транскрипцией крика богооставленности – “شبقتني / سبقتنی = shabaqtanī / sabaqtanī” – для «Ты покинул меня». В арабском варианте это очень похоже на “سبَحتَنِي sabaḥtanī” для «Ты прославил меня». Это тот же корень, что и в тасбихе, форме зикра (молитвы), которая включает в себя прославление Бога в исламе словами: «субхан-Аллах» (سُبْحَانَ ٱللَّٰهِ; букв. «хвала Аллаху»). «Хотя такое «переписывание» может быть приемлемым для тех, кто может принять текстуально свободную «духовную» герменевтику, из сказанного должно быть очевидно, что оно по существу является экзегетическим. Оно предполагает недопустимую замену согласных…»[22]
У некоторых филологов-семитологов имеются сомнения в грамматической корректности использования и корня שׁבח [šəb̲aḥ], соответствующего арамейской версии глагола «прославлять», которая используется в некоторых псалмах. Считается, что для него в арамейском языке характерна флективная форма Pa''el[23], поэтому следует ожидать геминации (удвоения согласного): правильная греческая транслитерация שבחתני, вероятно, была бы σαββαθανι, по примеру арамейского слова «отец», отраженного в Новом Завете как αββα.
Однако у Й. Бройера говорится[24], что геминация характерна в западноарамейском в эмфатической форме, которая, в отличие от восточноарамейского, именно для слова ἄββα сохранилась наряду c неэмфатической, что создало вариации в написании слова через конечный алаф и хе: אבא и אבה. О распространении геминации на более широкий круг слов и форм, в т.ч. глаголы, например, в галилейском варианте арамейского, который обычно приписывают Иисусу, речи не идет. Кроме того, трудно полностью исключить существование незасвидетельствованного варианта употребления שׁבח в значении «прославить» в породе Qal.
Есть и другие варианты распознавания затаившейся в греческой транскрипции глагольной формы:
k (Codex Bobiensis): maledixisti («ославил»);
c (Codex Colbertinus): maledixisti («ославил»);
i (Codex Vindoboensis): maledixisti («ославил»);
Порфирий (в «Апокритике» Макария Магнезийского): («осудил»);
Новый Завет Пешитты: («сберег»);
другие свидетельства (не указанные в Новой английской Библии): («осрамил»)[25].
Известным исследователем Пешитты – сирийского перевода Библии, бытующего с первой половины V века, – был выходец Курдистана, являвшийся носителем новоарамейского языка, Г. Ламса. Он придерживался мнения, что тексты Евангелия были искажены, и утверждал, что изучаемый отрывок следует перевести как “Eli, Eli, lemana shabaqthani”. В его переводе эта арамейская фраза понималась как «Боже мой, Боже мой, для этого Ты сберег меня!» В своем переводе Пешитты на английский он подразумевал, что Иисус имел в виду следующее: «Это была моя судьба».
Однако словарь CAL не совсем согласуется с этим утверждением Ламсы: термин שבקתני [shvaqtani] на арамейском языке представляет собой совершенную форму глагола שבק [shvaq] во 2-м лице единственного числа, означающего «уйти», «оставить что-то оставленное», «покинуть» или «разрешить» с добавлением местоимения 1-го лица единственного числа. Следовательно, это приводит к переводу «почему ты [причастие прошедшего времени выбранного глагола] меня?».
Сейчас доводы Ламсы в том, что на самом деле Новый Завет был исходно написан на арамейском, а потом уже переведен на греческий, не соответствуют научному консенсусу (который, как показывает история науки, однако не есть постоянная величина). Вместе с тем, знания и акценты внимания Ламсы позволили обнаружить ряд неточностей перевода Библии, закрепившихся в веках. В том числе и такую, которую в конечном итоге нельзя в полной мере назвать ошибкой. Знаменитый библеизм из Мф 19:24 гласит: «… удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие». Ламса считал, что вместо верблюда должен стоять канат, т.к. это слова-омографы (или омонимы), неправильно переведенные с арамейского на греческий. Св. Кирилл утверждал, что слово «верблюд», использованное в Священном Писании, – это морской термин, обозначающий толстую веревку. Сделав это наблюдение, он подтверждает, что «верблюд» – правильный термин, и его предполагаемое значение – это веревка, а не животное. Это означает, что перевод Ламсы слова «веревка» более точно соответствует предполагаемому значению, в то время как «верблюд» служит более подходящим жаргонным переводом в контексте I века.
С. Грум в «Лингвистическом анализе библейского древнееврейского языка» предупреждает: «Нет никакого способа точно узнать, является ли реконструкция семантических полей и смысловых взаимосвязей древнего мертвого языка, выполненная современными учеными, всего лишь отражением их собственной интуиции, или особенностей их родного языка, или же это действительно существовало в классическом древнееврейском языке»[26].
К явлениям полисемии тесно примыкает парономазия, которую в древности языки Ближнего Востока, в том числе древнееврейский и арамейский, активно использовали, чтобы сделать речь более разнообразной. Есть, например, диссертация, посвященная явлению парономазии в Ветхом Завете[27]. Этот прием подразумевает использование слов или фраз, которые звучат одинаково, но имеют разные значения. В устном общении незначительные изменения в тоне голоса помогали различать разные значения, однако письменность не содержит указаний на изменения интонации, которые помогли бы нам понять смысл написанного. Таким образом, современные исследователи Библии, как и те, кто изучал ее в прошлом, вынуждены угадывать значения многих слов, опираясь на свои собственные предубеждения и понимание контекста.
Игру слов можно обнаружить, например, как в Ветхом Завете, так и у Христа. «В Лев. 19:18 на иврите мы видим знаменитую вторую половину Великой заповеди, очень тесно связанной с золотым правилом нравственности:
וְאָֽהַבְתָּ לְרֵעֲךָ כָּמוֹךָ
ve-ahavat le-re’aka ka-moka
«Возлюби ближнего твоего, как самого себя». <…>
Очень часто каламбуры и аллитерации используются как средство для запоминания вещей. Это делает их заучивающимися и легко вспоминающимися (иногда даже застревающими в голове).
Если бы пришлось перевести фразу «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» на ранний галилейский арамейский язык, это получилось бы примерно так:
תירכם למגירך כגרמך
tirham le-magirak ke-garmak.
«Сосед» происходит от корня MGR, тогда как «сам» – от GRM. Довольно аллитеративный и весьма интересный ораторский прием в традиционной заповеди, с небольшой перестановкой в корне»[28].
Подобные языковые догадки библеистам зачастую приходится делать, имея перед глазами лишь рукописи или их обрывки с переводом на греческом (или латинском). Вышеупомянутый кодекс Безы является примером унциальной рукописи, написанной крупными буквами, вписанными в квадратные формы и почти не выходящими за пределы строки. По-латински uncialis может означать как «высотой в дюйм», так «весом в унцию», и вполне возможно, что здесь тоже скрыта игра слов. Возможна и связь с uncia – двенадцатой частью, поскольку в колонке некоторых свитков помещалось около 12 букв.
Итак, древние манускрипты скрывают за собой возможности разного толкования, и еще до того, как христианство стало доминирующей религией на широком пространстве Римской империи, философы прекрасно мирились с закрепившимся в веках «Для чего Ты Меня оставил?». Так, гностики (валентиниане) трактовали крик Иисуса на Кресте как оставление Софии (низшей Софии) «Светом» (φωτός) и ее сдерживание Хоросом ('Ορου), т.е. «Пределом»[29]. Гностический след виден и у Тертуллиана: слова «Почему Ты меня оставил?» отмечают отделение Иисуса как человека от Христа как Бога[30].
Гностическую линию продолжают и наставления Учения Храма.
«Обычное понимание великой жертвы, связанной с Иисусом, основано на ложных предпосылках; оно держится главным образом на жертве физического тела, которая является всего лишь одним из аспектов этой жертвы. Прорыв этого первого лепестка – отделение от Отца – душераздирающий вопль: «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?», – все это свидетельства проявления позитивного аспекта этой Величайшей Жертвы, в то время как слово «свершилось» – негативного, и мы не должны упускать из виду той истины, что совершение этой Великой Жертвы было необходимо не столько для конечного совершенствования Иисуса, сколько для совершенствования каждого ученика Белой Ложи»[31].
«Когда душа пригвождена между двумя разбойниками – вожделением и алчностью, – вопль «Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил?» пронзает небеса; но увы! именно в этот час множество душ пересекают черту, разделяющую вечную жизнь и вечную смерть. Во время душевной или физической муки демоны сомнения, нерешительности, предательства и то, что ошибочно принимается за чувство самосохранения, любой ценой стараются овладеть душой. Свет солнцa меркнет, завеса в храме раздирается надвое, и земля содрогается от ужасных сдвигов в преисподней души.
Это час великого последнего испытания для каждого человека. Оно покажет, может ли воплощающееся Эго – Высшее Я – навсегда освободиться от облекающих его оболочек низших принципов и устремиться в иные сферы. Оставляя низшее тело судьбе, которую оно заслужило, с помощью силы, обретенной борьбой и долготерпением во всех испытаниях и страданиях, Высшее Я, личный Христос, облекает душу и ее проводник в Одеяние Нирманакая, в несказанный Свет Логоса, объединяя их навечно в последнем Таинстве Посвящения, и душа осознает свое бессмертие»[32].
В «Озарение» из серии книг Агни-йоги дается телеологическая перспектива крика богооставленности: «… Поистине, Христос сказал: «Не знаете ни часа, ни дня». Он же открыл и другую формулу, сказав: «Зачем покинул Меня, Владыко?» – имея в виду знание духа. Ибо в последний момент погружаемся как бы в безвоздушное пространство – так бывает перед окончанием земного круга, – чтоб сейчас же вспыхнуть всеми огнями накоплений. Путем задержки сознания прошлого получается прыжок над бездною»[33].
Прояснить трактовки Учения Храма и Агни-йоги может существенно отличающееся от трех синоптических Евангелий Евангелие от Иоанна. Оно как бы поправляет остальные Евангелия. О нем Е.И. Рерих писала так: ««Евангелие от Иоанна» записано было Марией Магдалиной, она одна была высокообразованной ученицей среди последователей Христа. Если бы не Мария Магдалина, вряд ли что дошло бы до нас из подлинных слов Христа»[34].
Действительно, после археологических находок в Наг-Хаммади, которые были опубликованы уже после смерти Рерих, и на волне переосмысления гностической литературы была впервые более тщательно разработана гипотеза, что истинный автор Евангелия от Иоанна – великая посвященная Мария Магдалина, преданная во многом забвению из-за андроцентрических устоев и ревности менее успешных учеников Христа.
В этом самом Евангелии исследуемое обращение Сына к Отцу вовсе отсутствует. Зато есть иное: «пришел час прославиться Сыну Человеческому» (Ин 12:23).
Центральной темой Евангелия от Иоанна является Божье прославление через смерть Христа:
«Отче! прославь имя Твое. Тогда пришел с неба глас: и прославил и еще прославлю» (Ин 12:28);
«Ныне прославился Сын Человеческий, и Бог прославился в Нем. Если Бог прославился в Нем, то и Бог прославит Его в Себе, и вскоре прославит Его» (Ин 13:31,32) – на Кресте;
«И ныне прославь Меня Ты, Отче, у Тебя Самого славою, которую Я имел у Тебя...» (Ин 17:5);
«И Я открыл им [человекам] имя Твое» (Ин 17:26) – на Кресте.
Из высказывания в Ин 19:30, где сказано «совершилось», некоторые теологи понимают, что прославление Бога Христом было не мгновенным процессом. Они считают, что Христос через страдания достиг совершенства, став «виновником спасения вечного», и был «увенчан славой и честью» после смерти, как указано в Евр 5:8,9; 2:9. Следовательно, Христос умер в момент, когда полностью явил Отца в Себе.
В другом авраамическом Священном Писании, обретенном в некотором виде через еще одного великого посвященного, Мухаммада, не говорится о распятии на Кресте и отсутствует указание на предсмертные возгласы Иисуса:
«и сказали: «Воистину, мы убили Мессию Ису [Иисуса], сына Марьям [Марии], посланника Аллаха». Однако они не убили его и не распяли, а это только показалось им. Те, которые препираются по этому поводу, пребывают в сомнении и ничего не ведают об этом, а лишь следуют предположениям. Они действительно не убивали его (или не убивали его с уверенностью). О нет! Это Аллах вознес его к Себе …»[35].
Хотя контекст других сур Корана подтверждает убийство и воскресение Христа, не слишком удачная формулировка из ан-Нисы привела к тому, что многие мусульмане полагали, что Христа физически не распинали. С этим, например, перекликается и поверье о том, что что настоящая гробница Исы находится в гималайском Шринагаре, где тот якобы женился, имел детей и умер в старости. Вместе с тем, сведения о том, что Иисус мог иметь жену (некоторые ссылаются на особенности в описании брака в Кане Галилейской как на свидетельство того, что сам Иисус был брачующимся) и что он, по пути в Ладак, где его пути пересеклись спустя столетия с путями Гаутамы, мог пройти через Кашмир, существуют. Неудивительно, что они сплелись в легенду о гробнице.
Что же касается боговдохновенности Священных Писаний, которую многие путают с точностью и непогрешимостью их изложения, утверждающему абсолютную истину, уместно вспомнить объяснения принимавшей Учение Храма Ф. Ла Дью:
«Ученики, обладающие некоторым знанием языка мистерий, языка символизма, могут понять, насколько абсолютно необходимо, чтобы любой истинный передатчик имел довольно точное знание этого языка; и поскольку каждая объективная форма в проявлении является символом некоторого духовного аспекта или некоторой формы в других состояниях сознания, легко понять, насколько чрезвычайно трудно, если вообще возможно, постоянно держать в уме все эти символы. Если сообщение или инструкция даны на тайном языке (оно может быть частично в символах, частично в словах), нет последующей возможности для исправления или повторения; и если передающий добросовестен, он или она не осмелится изменить предложение или слово, пока не будет совершенно уверен, что при интерпретации была допущена ошибка, и поэтому оставит предложение в том виде, в каком оно было получено, полагая, что лучше рискнуть быть критикуемым, а не потерять, возможно, какой-то более внутренний смысл, который не был бы очевиден при невнимательном чтении. <…>
…когда станет понятно, что такие символические сообщения могут иметь цвет, звук, число и форму, станет очевидно, что трудностей на пути идеального перевода значительно больше»[36].
Возвращаясь к конкретной библейской фразе, можно снова вспомнить «особенность речений Иисуса: если перевести их на его родной язык, в них обнаруживается необычайно много» аллитераций, ассонансов и примеров парономазии (сочетаний близких по звучанию, но далеких по значению неродственных слов)[37]. Эта и другие особенности выражения символического через речь делают возможной полифоническое значение, скрытое греческой транскрипцией. Иногда это приводит к внедрению смыслов, не имевших возможность буквальной реализации.
Великий посвященный раннехристианский теолог Ориген признавал историческую недостоверность ряда библейских эпизодов. Однако в своей экзегезе он учил видеть три смысловых уровня Библии: телесный, самый буквальный, духовный (самый философский и сокровенный, символический), а между ними – душевный, скорее моральный, по сравнению с буквальным и духовным редко им выделяемый.
Ориген утверждает, что оставление Сына Отцом началось тогда, когда Отец определил его слугой человекам. Это оставление продолжилось во время распятия, оскорблений, унижения от причисления к преступникам и достигло своего апогея с символическим затемнением солнца.
“... forsitan autem et videns peccata hominum, pro quibus patiebatur, dicebat: quare me dereliquisti, ut fierem »quasi qui colligit stipulam in messe, et sicut qui colligit racemos in vindemia, сum non sit botrio ad manducandum primitiva ?« et haec dico, »quia periit timoratus a terra, et qui corrigat inter homines non est«. unde non aestimes humano more salvatorem ista dixisse propter calamitatem, quae conprehenderat eum in cruce. si enim ita acceperis, non eris audiens magnam vocem in qua ista locutus est, nec digna voce divina requires. ergo »tenebrae quidem a sexta hora factae sunt super omnem terram usque ad nonam«; prius autem quam finiatur nona, clamavit dominus circa eam voce magna, dicens quae scripta sunt, quasi postulans ut oriatur sol terrae, solvens in ea tenebras trium horarum secundum quod tradidimus supra.”[38]
Ориген пишет, что при рассмотрении необходимо оставить место для чего-то, достойного божественного изречения. Нужно учесть, что Христос не только принял наши грехи в Cвое тело на древе, но и претерпел последствия греха, включая отделение от Бога, что было для Него глубоким опустошением. Следовательно, крик — это не просто указание на смерть и не простая цитата из псалма. Вместо этого он обозначает подлинный моральный опыт, который в этом контексте имеет, возможно, большее значение, чем метафизические соображения.
Чтобы понять, как Ориген подходил к толкованию Библии и что он подразумевал в отношении эпизода на Кресте, имеет смысл дополнительно иметь в виду следующие его соображения, изложенные в труде «О Началах».
«Итак, способ чтения Писаний и отыскания смысла их, предлагаемый нами, основывается на самих изречениях (Писания) и состоит в следующем. У Соломона в Притчах мы находим такое предписание относительно божественных догматов, записанных (в священных книгах): «Не писал ли я тебе трижды в советах и наставлении, чтобы научить тебя точным словам истины, дабы ты мог передавать слова истины посылающим тебя?» (Притч. 22:21). Следовательно, мысли священных книг должно записывать в своей душе трояким образом: простой верующий должен назидаться как бы плотью Писания (так мы называем наиболее доступный смысл); сколько-нибудь совершенный (должен назидаться) как бы душою его; а еще более совершен ный и подобный тем, с которых говорит апостол: «Мудрость же мы проповедуем среди совершенными, но мудрость не века сего и не властей века сего преходящих. Но проповедуем Премудрость Божью, тайную, сокровенную, которую предназначал Бог прежде веков к славе нашей, которой никто из властей века сего не познал» (1Кор. 2:6–7), – такой человек должен назидаться духовным законом, содержащим в себе тень будущих благ. Ибо как человек состоит из тела, души и духа, точно так же и Писание, данное Богом для спасения людей, состоит из тела, души и духа. <…>
… через писанный закон возвещаются законы истины, причем все Они изложены (здесь) связно, с силою, поистине приличной Премудрости Божьей: ведь надлежало, чтобы и одежда духовных истин, – разумею тело Писания, – была бы не бесполезна для многих, но могла бы исправлять простых людей, насколько они способны к этому исправлению. <…>
… нам должно еще знать, что главная цель Святого Духа – сохранить последовательность духовного смысла, как в том, что должно произойти, так и в событиях уже минувших. И вот, где Святой Дух нашел возможным применить исторические события к духовному смыслу, там Он одними и теми же словами изложил текст того и другого (исторического и духовного) повествования, всегда глубоко скрывая таинственный смысл; где же историю событий нельзя было применить к последовательности духовной, там Святой Дух носил иногда нечто не вполне верное исторически или совсем невозможное, иногда же возможное, но в действительности не бывшее; и притом в одних случаях Он внес немногие слова, которые по телесному пониманию, по-видимому, не могут быть истинными, в иных же случаях Он сделал большие вставки, что особенно часто встречается в законодательстве. Здесь в самых телесных предписаниях содержится много явно полезного, но есть и такие предписания, в которых не видно совершенно никакого полезного значения, а иногда замечаются даже и невозможные постановления. Все это, как мы сказали, Святой Дух устроил для того, чтобы побудить нас, – при невозможности найти истину или пользу в том, что представляется с первого взгляда, – отыскивать высшую истину и находить достойный Бога смысл в Писании, признаваемом нами боговдохновенным. <…>
Мы именно относительно всего божественного Писания определили, что все оно имеет духовный смысл, но не все – телесный, потому что во многих местах невозможно найти телесного смысла. <…>
… всякий, кому дорога истина, пусть поменьше заботится об именах и словах, так как у каждого отдельного народа существует различное употребление слов, и пусть обращает внимание больше на то, что обозначается, нежели на то, какими словами обозначается»[39].
Как в разных школах буддийской философии абсолютная и относительная истины представляют двуединство пустоты (шуньяты), а сансара не отличима от нирваны в своей абсолютности, так для Оригена взаимозаменимы слова «истина» и «тайна». Он считал, как и множество посвященных до и после него, что тайна и есть настоящая, главная реальность, что она в своей особенности и независимости представляет истину. Для тех, кто не стремится понять истину («не имеют никакой склонности углубляться в Божественные тайны»), «Бог создал человека существом, нуждающимся (в труде), с целью дать ему возможность всюду упражнять свои познавательные силы»[40].
А как относилась к вопросу истины и тайны Блаватская? Она действовала с тем пониманием, что ее миссия была поручена высокоразвитыми Учителями. У нее не было времени прочесть великое множество первоисточников, и она легко довольствовалась вторичными. Для Блаватской, которая пыталась собрать воедино древнюю традицию мудрости, разбросанную по разным источникам, академический подход не имел слишком большого значения, что обусловило множество критических работ, в которых высмеивались очевидные ее упущения и ошибки, тогда как главное оставалось сокрытым пеленой нежелания принять первый столь грандиозный опыт изучения единого истока всех сокровенных знаний на земле как действенный инструмент установления всечеловеческого братства[41]. По этому же поводу Блаватская написала во введении к «Тайной доктрине»: «Широкой публике и читателям ТАЙНОЙ ДОКТРИНЫ я могу повторить, что уже давно было сказано мною и что сейчас я облекаю в слова Montaigne: «Милостивые государи, здесь я дала лишь букет избранных цветов и не внесла ничего своего, кроме связующей их нити». Разорвите «нить» на куски или расщипите ее, если желаете. Что же касается до букета фактов, то вы никогда не сможете уничтожить их. Вы можете лишь не признать их, и это все»[42].
Своей жизнью, полной трудов и недопонимания окружающими сути взятой ею планки, Блаватская своим особым, достойным изучения и восхищения образом, шла к постижению абсолютной Истины, вверившись обещанию Христа: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин 8:32). Ее путь неповторим, как и путь всех великих, но каждый может взять в наследии Блаватской то ценное, что его умения, знания и устремления позволяют в нем обнаружить, и продвинуться на своем собственном пути к Истине.
Е.В. Турлей
[1] Блаватская Е.П. Что есть Истина? // Дельфис, 1994, № 2
[2] Skinner J.R. Key to the Hebrew-Egyptian mystery in the source of measures originating the British inch and the ancient cubit. Philadelphia: David McKay Company, 1876, pp. 300-301
[3] Блаватская Е.П. Распятие человека /Что есть Истина? M.: Сфера, 1999. С. 214–221
[4] Блаватская Е.П. Отдел XVIII. Факты, лежащие в основании биографий адептов / Тайная доктрина, т. 3
[5] Santucci J. Editor’s comments // Theosophical History, 2016, Vol. XVIII, No. 1–2
[6] H.P. Blavatsky to J. Ralston Skinner on March 3rd, 1887
[7] Blass F., Debrunner A., Funk R.W. A Greek Grammar of the New Testament and Other Early Christian Literature. Chicago: The University Of Chicago Press, 1961, p. 20
[8] Лёзов С.В. Арамейский как родной язык Иисуса из Назарета // Троицкий вариант, 2020, № 314, с. 14–15
[9] https://cal.huc.edu/oneentry.php?lemma=%24bq%20V&cits=all
[10] Williams P.J. The Linguistic Background to Jesus' Dereliction Cry (Matthew 27:46; Mark 15:34) / The New Testament in its first century setting. Williams P.J.; ed. Grand Rapids, Mich., Cambridge, UK: William B. Eerdmans Publishing Co., 2004. Pp. 1–12.
[11] Emerton А. Did Jesus speak Hebrew? // The Journal of Theological Studies New Series, 1961, Vol. 12, No. 2, pp. 189–202
[12] Klein E. עזב / A Comprehensive Etymological Dictionary Of The Hebrew Language. The Hebrew University of Jerusalem, 1987, p. 486
[14] Lambden S. My God, my God, why hast thou forsaken me?" or "My God, my God, how thou hast glorified me!"? // Bahai Studies Bulletin, 1982, Vol.1, No. 1, pp. 27–42
[15] Scheifler J.R. El Salmo 22 y la Crucifixion del Señor // Estudios Biblicos, 1965, vol. 24, pp. 5-83
[16] Guillaume A. Mt. XXVIII, 46 In the Light of the Dead Sea Scroll of Isaiah // Palestine Exploration Quarterly, 1951, no. 1, 78–80
[17] Palmer D.R. The Gospel of Matthew part of The Holy Bible: A new translation from the Greek. October 2023 edition
[18] Berel D.L. Untangling σαβαχθανι (Matt 27:46 and Mark 15:34) // Novum Testamentum, 2014, № 56 (2), pp. 196–197
[19] Сohn-Sherbok D. Jesus' Cry on the Cross: an Alternative View // Expository Times, 1982, No. 93/7, pp. 215–217
[20] Lambden
[21] Backwell R. The Christianity of Jesus. Portlaw, Ireland: Volturna Press, 1972
[22] Lambden
[23] В древнееврейском языке породе (биньяну) Pa''el соответствует Pi''el, и он может быть сопоставлен с простой (ивр. – qal) породой:
«1. Qal (Kal) – основная и наиболее распространенная из всех пород. Она обозначает простое действие или состояние. Эта порода не подразумевает наличия причинно-следственной связи или подробностей. <…>
3. Piel – это активная порода, которая выражает интенсивное осуществление действия и переход его в состояние. Основное значение породы Qal развивается или расширяется вплоть до достижения определенного состояния» (АтлиБ. Учебник по толкованию Библии. Маршалл, Техас: Международное изучение Библии, 2009. С.131)
[24] Breuer Y. Rabba and Rava, ʾAbba and ʾAva: spelling, pronunciation and meaning / Heijmans S. Ed., Studies in Rabbinic Hebrew. Cambridge: Open Book Publishers, University of Cambridge, 2020, p. 5–24
[25] Buck Ch. Letter to the Editor: A Note by Christopher Buck on Jesus’ Cry from the Cross // Bahai Studies Bulletin, 1983, Vol. 1, no. 4, pp. 111–113
[26] Groom S. Linguistic Analysis of Biblical Hebrew. Carlisle, UK: Paternoster Press, 2003. P. 128
[27] Лифшиц А.В. Парономазия в Ветхом Завете. Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Москва, 2006
[28] Caruso S. Potential Jesus Saying Pun. 2012
[29] Цит. по Evans E. Tertullian's Treatise against Praxeas. London: S.P.C.K., 1948. P. 329
[30] Ibid, p. 328
[31] Наставление 71. Слава Господа. Учение Храма. Т. 1. Ч. 1
[32] Воскресение. Учение Храма. Т. 2
[33] Листы Сада Мории. Часть 2, V. 17
[34] Письмо Е.И. Рерих – З.Г. Фосдик и Д. Фосдику от 13 ноября 1948 г.
[35] Сура Ан-Ниса’ (Женщины), айаты 157–158 [по ас-Саади]
[36] LaDue F. Mistranslation and Misinterpretation. The Temple Artisan, 1916–1917, Vol. XVII, pp. 166–167
[37] Иеремиас И. Богословие Нового Завета – Часть первая – Провозвестие Иисуса. – М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1999
[38] Origenes Werke. Bd. 11: Origenes Matthäuserklärung. Leipzig J.C. Hinrichs’sche Buchhandlung, 1933, s. 278–280
[39] Ориген. О Началах. Книга четвертая
[40] Ориген. Против Цельса. Кн. 4. LXXVI
[41] Турлей Е.В. О поисках правды ложных и истинных. 2022